Путеводитель по Чернигово-Сиверщине

Увидеть ее может каждый, кто, двигаясь по трассе Н07, посреди села Новая Басань, что в 77-ми километрах от Киева, свернет на северо-запад. Уютно-интимная дорога, бегущая через тоннель, образованный сплетенными кронами деревьев (двум легковушкам на ней разминуться невозможно – одна из них должна «зарываться» в придорожные кусты, пропуская встречную), через 9 километров вливается в село Пески. В его центре, возле классического сельского подворья, у церковной ограды стоит Муза, взрастившая Поэта.
Муза – это обыкновенная липа, Поэт – Павел Тычина. Это «древесно-литературное» сочетание о многом говорит любому, кто знает о Тычине больше, чем положено школьной или вузовской программой. Шум именно этой липы описан в знаменитом стихотворении – одной из вершин украинской интимной лирики:

Ви знаєте, як липа шелестить
У місячні весняні ночі?
Кохана спить, кохана спить,
Піди збуди, цілуй їй очі.
Кохана спить…
Ви чули ж бо: так липа шелестить.
Ви знаєте, як сплять старі гаї?
Вони все бачать крізь тумани.
Ось місяць, зорі, солов’ї…
«Я твій», – десь чують дідугани.
А солов’ї!..
Та ви вже знаєте, як сплять гаї!»

Одна из самых гениальных и трагических фигур украинской литературы ХХ века – Павел Тычина, родился в Песках, начав здесь путь, который вывел его, по словам Василия Стуса, на «Голгофу славы». Истоки будущей известности выглядят ныне по-сельскому просто и неприметно: дом поэта, восстановленный по чертежам его родственника – архитектора Андрея Ноздрина и воспоминаниям сестры Оксаны. Здесь в 1981 году был открыт музей Павла Григорьевича. Внутри – простая обстановка, незатейливый и типичный интерьер жилья сельского диякона-псаломщика, коим был отец – Григорий Тимофеевич. В хате не только размещалась большая семья: отец, мать, пять дочерей, четыре сына), но и школа, которую создал Тычина-старший.

Поэт писал, вспоминая детские годы: «В нашей хате в первой комнате с земляным полом (а была еще и другая комната, с деревянным полом) стояли две длинные парты. За каждой партой сидело душ по десять, или же по двенадцать учеников. Не знаю, сколько мне тогда исполнилось лет, когда я одною зимой уже подсаживался то к одному, то к другому ученику и как-то быстро, незаметно для себя научился читать».

Родительский дом Тычины был сожжен немецкими оккупационными войсками в 1942 году, равно как и все Пески – «за связь с партизанами» (как на самом деле было – расспросите у смотрителей музея, либо же у местных старожилов). Сгорела и церковь, возле которой стояло дерево (нынешний сельский храм построен на немецкие деньги – как компенсация вины за содеянное 70 лет назад). Но липа выжила – не могла не выжить. Ведь она уже не просто дерево, она – персонаж отечественной литературы, которая, в отличие от сотен «дубов Хмельницкого» и «верб Шевченко», действительно помнит того, кто ее воспел…

Удивительная настроенность на природу – уникальная черта Тычиновского мировосприятия. Она – врожденная и воспитанная одновременно. Умение слышать и слушать поэт унаследовал, скорее всего, от отца, о котором писал: «Слух у отца был очень тонкий. Это не только относительно пения. Бывало, вечером на завалинке: «Ану, цыть, Павлуша! вон чугунка на Бобровицу едет, слышишь, как тарахтит?» Обычно, я не мог так напрягать слух, тем более Бобровица от нас – 18 верст».

А еще ведь были уроки в церковном хоре при монастыре Святой Троицы в Чернигове, где юный Павел слушал «серебряные звуки» мастера хоровой композиции Бортнянского и «тяжелые маслянистые» голоса ортодоксальных регентов. Вскоре к звукам музыки добавились звуки слова: Тычина познакомился и с украинской классикой (Тарас Шевченко, Иван Франко, Леся Украинка), и с творчеством молодых дарований (в частности, первым сборником стихов Максима Рыльского «На белых островах»). В итоге такого синтеза именно здесь, в семинарии, рождается «Ви знаєте, як липа шелестить…» – стихотворение, ставшее у Тычины первым опубликованным (журнал «Литературно-научный вестник», Киев, 1912, №1).

Голоса родного дома зазвучали сильно, грациозно, их музыкальное настроение поддержал словесный «аккомпанемент» звуков, вопросов, неоконченных предложений. Такая музыка будет в каждом слове первой книги Павла Тычины «Солнечные кларнеты» (1918 год) – наверное, самого лучшего стихотворного сборника Украины ХХ века, содержащего поэзию мирового (безо всякого преувеличения и ура-патриотизма) уровня…
Потом было убийство: в поэте погибла музыка, уничтоженная идеологией, – «пришла советская пора». От Тычины лирического и искреннего за каких-нибудь 13 лет был пройден путь до Тычины официального и навеки испуганного, который, по воспоминаниям современников, будет постоянно оглядываться на киевских улицах, словно опасаясь слежки, откладывать подальше газету с изображениями вождей, дабы, не дай Бог, не завернуть в нее случайно продукты. Но при этом он станет депутатом, а затем и председателем Верховного Совета Украинской Советской Социалистической Республики, заместителем председателя Совета Национальностей Верховного Совета СССР, министром образования УССР.

Для советского литератора карьера не просто головокружительная – фантастическая. Но для литератора истинно национального, чувствующего душу своего народа, и при этом наделенного гениальностью космического масштаба, которую он принес в жертву ради собственного физического спасения, – это была трагедия, суть которой емко сформулировал другой мастер слова с тоже непростой, но магистрально иной судьбой – Василий Стус: «Слава гения, вынужденного быть пигмеем, паяцем при дворе кровавого короля, была запрещена. Слава же пигмея, который стал паразитировать на фоне гения, была обеспечена огромным пропагандистским трестом».

Вокруг Тычины «слава пигмея» закрутилась в 1933 году, когда в газете «Правда» было опубликовано стихотворение «Партия ведет», после чего поэт утратил самую суть своего творчества – нежнейшую лиричность, чувственность, музыкальность и тонкую ритмику. Отныне его музой стала не природа, не музыка, а Идеология. Для исследователей до сих пор загадка то, что происходило в его сознании и душе: как поэт пережил вынужденную смену тональности и тематики? Переживал ли об этом вообще? Почему не бунтовал? Почему согласился с ролью придворного певца?

По-человечески понять Павла Григорьевича можно: девять сестер и братьев, за которых, как выше всех из них пробившийся, несет ответственность, происхождение – отнюдь не рабоче-крестьянское. Благодаря официальному статусу он спас нескольких родственников в период сталинских репрессий. Всегда очень участливо относился ко всем просящим и нуждающимся, и даже если не мог помочь делом, – то помогал материально, из собственного кармана (приемы Тычина обычно проводил у себя дома, в киевской квартире по улице Терещенковской, 5, где ныне находится Литературно-мемориальный музей-квар­тира поэта). Но природа из стихов Тычины-чиновника незаметно как-то исчезла…

А в селе Пески на Черниговщине по-прежнему шумит ветвями липа как напоминание о человеке, удел которого оказался столь печален. Но вина его здесь вряд ли присутствует – поэта сломала эпоха, а он, в силу своей врожденной (и воспитанной) мягкости, не мог (не хотел?) ей противиться. Советская власть получила талантливого апологета, Украина – потеряла того, кто мог стать вровень с самыми великими литераторами прошлого столетия, кто умел слышать, «как липа шелестит»…

Текст: Елена Романенко
Фото: Юрий Бухановский, Алена Якубец
© «Автотурист», журнал (www.autotourist.com.ua)